|Глеб & Бекря| и Фанфикшн

 Концерт проходил весело. Очень весело. Изрядно подвыпивший Глеб танцевал с микрофонной стойкой и пьяно подмигивал фанаткам. Довольно-таки много рук облапало солиста везде, где только можно. Смотря на это, Костя лишь молча завидовал и желал подойти и самому обнять Глеба. Бекрев пристально смотрел на одну особо наглую девушку, которая чуть ли не открыто приставала к Самойлову. Костя пару раз обжёг её взглядом, но сверкание глаз из-под стёкол очков не произвело никакого впечатления — она так же нагло продолжала приставать к младшему Самойлову. Костя обернулся: Снэйк методично выстукивал что-то своё, Валера просто играл. Бекрев перевёл взгляд на Глеба: тот, поддавшись действию алкоголя, активно улыбался девушке и постоянно бросал на неё взгляды. Костя не сомневался, что после концерта Глеб снова куда-то пропадёт и вернётся помятым, но жутко довольным. Так происходило почти всегда, но обычно Самойлов не спал с фанатками, а теперь...
 Костя вздохнул, поправил галстук и попросил у богов терпения. Кинув взгляд на трек-лист, Бекрев с удивлением обнаружил, что следующей песней будет «Ева Браун». Как же он так задумался, что не заметил этого? Видимо, он был слишком обеспокоен поведением Глеба.
«А ну его к чертям! — пролетело в голове Кости. — Прорвёмся!» Зазвучала музыка, Константин с серьёзным лицом заиграл мелодию. И вот наступило время для его слов. Хмурый Бекрев пропел свою часть. В конце песни он, как обычно, собирался прильнуть к ногам Самойлова, но тот сделал ему знак рукой, что, мол, не надо. Костя молча отвернулся к залу. Наглая девушка продолжала приставать к вокалисту. Тот отвечал ей взаимностью: выделил её во время исполнения «Никто не выжил», приобняв со сцены...
 Доиграв концерт, раздражённый Константин пулей улетел в гримёрку, Дима и Валера с удивлением проследовали за ним. Немного отдохнув, группа уехала в гостиницу. Самойлова всё не было. Костик сел в кресло и включил телевизор. По всем каналам шла какая-то глупая муть, он вздохнул и нажал на красную кнопку пульта, думая отдохнуть в темноте. Спустя минут сорок дверь номера открылась — вошёл весёлый и довольный Глеб. Бекрев спрятался в глубине кресла; Самойлов, пошатываясь и хихикая, разулся и прошёл в середину комнаты, сел на кровать и закурил. Костя тихо поднялся с кресла и проскользнул к Глебу, тот лишь усмехнулся, глядя на него, и снова сделал затяжку.   
— Дай мне, — прозвучал тихий шёпот, и Костя потянулся к сигарете в руке Самойлова. — Пожалуйста....
 — Что, Костик, совсем хреново? Ну ладно, бери-бери, я сегодня нежадный! — прозвучал великодушный ответ довольного Глеба. — Ну же! Давай!
 Бекрев цепкими пальцами схватил тлеющую сигарету и быстрым движением поднес ко рту. Сделав пару затяжек, Костя протянул её обратно. На что Самойлов лишь махнул рукой.
— Оставь себе! — Глеб уже доставал новую из полупустой пачки.
— Куда ты исчез после концерта? Нашёл очередную блядь? — выпалил Костя и тут же, спохватившись, закрыл рот рукой.
— Ой, посмотрите-ка, заговорил! — иронично воскликнул Самойлов. — Ты б, Костя, хоть думал бы когда-нибудь, что говоришь. Хотя я всё же отвечу на твой вопрос: после концерта я с, как ты выразился, очередной блядью поехал к ней и там отдохнул после концерта. Я считаю, тебе не нужно объяснять, как именно я отдыхал, сам поймёшь — не маленький, — усмехнулся Глеб. Костя молча опустил глаза в пол. Ну конечно, Самойлов постоянно подчеркивал, что старше его на десять лет. Глеб резко повернулся в его сторону и, рукой приподняв подбородок Бекрева, прошептал, глядя в глаза:
— Кость, чего ты? Я что-то не то сказал? — непонятная нежность в голосе Самойлова привела Бекрева в замешательство, но внезапно губы Самойлова накрыли губы Кости, подавляюще и властно. Опешив от подобного развития событий, Бекрев попытался возмутиться, но тут же был повален на кровать весом Глеба. То, что происходило дальше, можно описать несколькими словами: ярко, страстно, горько. Нотки горечи тяжело засели у Кости в голове. Когда, закончив, Глеб откинулся на кровать и обнял Бекрева, Костя лишь прильнул к вокалисту и глубоко вздохнул.
— Глеб, а как же «Ева Браун»? — в темноте прозвучал почти обиженный голос Бекрева.
— А что «Ева Браун»? — искреннее удивление в голосе Самойлова вызвало у Кости недоумение.
— Ну, на «Еве Браун» ты мне рукой показал, что не надо сегодня... — тихо прошептал Бекрев.
— Дурак ты, Костя, самый настоящий дурак. Запомни: ты моя Ева Браун.