НАЗВАНИЕ: Плохой Актер АВТОР: Дмитрий Воктер БЕТА: Vortex РЕЙТИНГ: R за обилие мата ЖАНР: Angst? ПЕРСОНАЖИ/ПЕЙРИНГ: Намек на Вадим/Глеб СТАТУС: Закончен РАЗМЕР: Мини ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: POV Глеба, OOC ОТ АВТОРА: Обычно я совсем не так пишу, но в последнее время получаются одни повы, с каким-то налетом циничности. ДИСКЛЕЙМЕР: написание фика преследует сугубо некоммерческие цели, все написанное является совершеннейшей выдумкой и на самом деле никогда не происходило.
Со мной вежливо здороваются и дожидаются, пока я усядусь. - В последнее время участились слухи о том, что и второй Самойлов, Вадим, собирается возвращаться на сцену. Локоть скользит по столу, падая, задевает колено. Сука. Что же я за идиот такой, с первого вопроса выдаю себя? Невозмутимо складываю руки на столе, поправляю волосы, снова складываю руки. Медлю с ответом. Затем, набрав побольше воздуха в грудь, произношу: - Я не знаю о задумках Вадика почти ничего. Он на эту тему абсолютно ни с кем не общается, в том числе и со мной. А мне бы не хотелось за него ничего домысливать. Мы, конечно, видимся, но не часто. Более двадцати лет, работая вместе в «Агате Кристи», мы с братом были практически неразлучны и днем, и ночью. 24 часа в сутки ты видишь одного и того же человека…и так на протяжении 22 лет! Понимаете, как мы друг от друга устали? Мужик немолодой, в журналистике наверняка давно, всему обучен, поэтому неудивительно, что слова мои для него звучат как "Понимаете, как мы привыкли друг к другу?", "Понимаете, как мне плохо без него?". Плевать. Непроизвольно дергаю плечом. Ну вот, если он еще не наслышан о моей манере поведения с людьми, то подумает, что я псих. Если наслышан - удостоверится. Нет, так дело не пойдет. - Простите, - вежливо улыбаюсь, хотя наверняка в сочетании с готическим макияжем это смотрится как злобный оскал, и отхожу к барной стойке. - Карлсберг, - вынимаю бумажник, протягиваю мятую купюру бармену и получаю свое пиво. Один глоток делаю прямо на пути к столику. Вот теперь легче, пусть и 4,5% для меня уже давно недостаточно, чтобы догнаться. - Вы знаете, - мужик улыбается, видя, что я самую малость подобрел, - на самом деле Вадим никуда не вернется. - Почему? - интервьюер внимательно записывает все в блокнот. Зачем это, диктофона, что ли, мало? Ладно, черт с ним. Мне надоело отвечать на одни и те же вопросы. Хотите что-нибудь более интересное, чем простой треп в кафе? Получите, распишитесь. - Потому что он и в прошлом году обещал. А отвечает он на все эти вопросы по той же причине, что и я - лишь бы отстали. Он не вернется только потому, что любит меня. И оба мы знаем, что если вернется Вадик, то я со своими песнями про сердце и печень никому не буду нужен. Он знает, поэтому ничего и не делает. А зря, на самом деле. После всех эксцессов, что я ему устроил, на его месте любой бы взялся за продюсирование каких-нибудь готичных мальчиков и надрал бы мне задницу. У Вадима много талантов на роклабе. Можно набрать десяток групп и раскрутить до первых мест в чартах, стесняя всех дедов русского рока, а меня вообще выбрасывая за борт. А он вот никому предпочтения не отдает, ко всем относится в равной мере. Дурак. Вадик, ну что ты за дурак... Мне повезло - у меня есть человек, который так меня любит, что развалил группу, забравшую у него все жизненные силы и двадцать два года. Он отказался от любимого дела, теперь даже аранжировки-то никому не делает. А все ради того, чтобы я мог заниматься сомнительной деятельностью. Ради меня и моей тупости. Я же действительно считал, что в одиночку прекрасно справлюсь со всем - а что, дороги-то все давно уже проложены. Но, даже спихнув все организационные дела на Диму, я не испытал ни капли облегчения. Кто теперь будет поддерживать меня, когда у меня опустятся руки? Кто переложит всю ответственность на себя, кто будет ходить по звукозаписывающим лейблам, кто будет исправлять положение, когда я на интервью ляпну очередную чушь? Костя, что ли? Глупый мальчик, хотя и милый. Тридцать один скоро стукнет, а жизнь так ничему и не научила. Я, конечно, не сдамся, буду и дальше писать стихи второго сорта и смотреть, как от меня отворачиваются все друзья, а на смену им приходят какие-то долбоебы, с которыми удобно зависать в клубах. Из принципа не сдамся. И Вадику не позвоню. И вот это вот мое "Мы, конечно, видимся, но не часто", это на самом деле "Прошлой осенью мы столкнулись в родительском доме, и я четыре дня сдерживался, чтобы не рухнуть на колени, умоляя дать мне еще один шанс". Не дождался и не дождется, я же принципиальная сука. Только вот когда в моем присутствии кто-то произносит имя брата, все мои принципы рушатся к чертовой матери, разбиваются, как морские волны бьются вдребезги о прибрежные скалы, и на душе не кошки скребут, а мамонты чечетку отплясывают. И самое ужасное, что он все это знает - за столько лет вместе у меня нет ни единого шанса соврать ему, даже ничего не говоря. Так что вы думайте, что я охуительно счастлив, а я так и буду каждый день бороться с желанием набрать одиннадцатизначную комбинацию цифр и сказать уже что-нибудь вроде "Прости меня". Раньше мне часто приходилось это говорить... - Глеб Рудольфович, простите, вы в порядке? Вы слышите меня? Открываю глаза. Надо мной нависает акула пера, обеспокоенно проверяя, не помер ли я прямо на интервью. Блядь, у него теплые карие глаза. Ненавижу карие глаза. - Нормально все, - резко отвечаю, давая понять, что он сейчас не отклонится сантиметров на пятьдесят - схлопочет по роже и переспрашиваю: - Так о чем вопрос был? Про Вадима?