Автор: Ира Н. Название: «Завтра». Дисклеймер: на редкость бляцкое OOC Константина Бекрева. Комментарии: вот знаете, когда я открывала пустой текстовый файл, мне хотелось написать что-то такое автобиографичное, доброе и светлое, в чуть грустных, но спокойных и выдержанных тонах. Но уже через пару минут я отвлеклась от первоначального замысла, включила в аудиозаписях никонова, и внезапно тут оказался ТАКОЙ ХУЯК ЧТО Я САМА ПРОЧИТАЛА И ПИЗДЕЦ КАК ОХУЕЛА ЭТО НЕ Я ПИСАЛА ЭТО ИСТЕРИКА111111 В общем, я сама не знаю, что это такое. автобиография тут если и была, то затерялась в излишних соплях уже на первых строчках. Музыка: птвп – завтра, торба-на-круче – сердце.
Я еще десятки, сотни раз могу повторить, что более в тебе не нуждаюсь. Могу исписать подобными утверждениями все стены собственной квартиры, лестничной клетки, подъезда, дома, муниципальных зданий. Вот только что это изменит?
И в любую секунду какая-то вещь, незначительная, неважная, может напомнить о тебе, будь это рекламная вывеска, обрывок услышанной невзначай мелодии или чье-то лицо, промелькнувшее и исчезнувшее тут же в вялой спросонья толпе. И каждый раз, когда это происходит, сердце предательски вздрагивает, перехватывает судорожно дыхание, а горло словно бы сдавливают чьи-то омерзительно холодные, липкие пальцы.
Да, называя ранее свою жизнь невыносимой, я неприглядно врал – врал намеренно, пытаясь заполнить непоследовательность в собственных глазах пережитой якобы болью; но действительно невыносимым каждый день этой всё еще недостаточно переёбанной жизни стал только сейчас – теперь я чувствую это с непоколебимо осознанной ясностью.
Заблудиться в собственном вранье вообще несложно – я убеждаюсь в этом каждый раз, просыпаясь в выхоложенной влажными питерскими сквозняками постели и не находя рядом тебя, не чувствуя твоего тёплого дыхания на своей коже, не видя таких родных и до болезненной дрожи любимых черт лица. А ведь всегда, когда удается уснуть, воображение с мучительной четкостью, почти материально точно рисует твоё нахождение здесь, рядом, всего в каких-то нескольких сантиметрах от меня, просто отвернувшегося лицом к стене, но кожей, каждой её клеточкой чувствующего твоё присутствие. В такие моменты реальность почти неотличима от столь наивных иллюзий и самообмана, а вся обычно исчерпывающая найденная разница не имеет ровным счетом никакого значения.
Я могу засыпать только так, только с тобой, только вместе.
Но любая, даже самая непоколебимо полная моей веры иллюзия за ночь имеет свойство разрушаться и исчезать бесследно.
И просыпаюсь я всегда один. Ха. Неудивительно, правда?
От всей безнадежности этой ситуации, безграничной, полной столь горькой иронии, я просто тихо умираю. Глупое, возможно, даже неуместное здесь слово, но трудно описать это чувство иначе – когда ломает, выворачивает наизнанку, швыряет мозгами об асфальт, и происходит всё это бесшумно, в почти что давящей со всех сторон тишине, прерываемой изредка моим жалким, подвывающим скулежом, нет времени на раздумья о лексических значениях уже брошенных фраз.
Итак, я умираю.
И всё бы шло к своему логическому завершению, конечной точке, если бы не единственная, немало досадная загвоздка: я прекрасно знаю, что так просто это не закончится.
«Молодой человек, ну что вы, не убивайтесь же так! Вы же так никогда не убьётесь!».
Я снова ступаю на излюбленную свою стезю – гипертрофирую, преувеличиваю, вру. Это то ли до невозможности глупое намерение вызвать у незримого моего собеседника жалость – чувство, которое, обращаемое ко мне, не может вызвать к моему собеседнику ничего, кроме искренней ненависти, - то ли просто попытка оправдать в собственных глазах допущенную слабость и безвольность. Да если бы я на самом деле мог и хотел умереть, я умер бы уже давно – но для этого я слишком труслив и слишком, наверное, мечтателен.
И снова слепые надежды на завтра, извечная опора принципа «завтра будет лучше». Будет, правда?
Да что вы.
Очередной пережитой ночью думаете исказить прошлое, надеетесь на невозможное. А ведь сказанных слов не вернуть, память не вывернуть так просто наизнанку, и время не разделить переломным моментом на отрезки из минус бесконечности в плюс, если тем самым моментом всё ваш прошлое и являлось.
Всё, что остается – выработанная постепенно привычка, и я не знаю, сколько на неё потребуется времени и сил, но спасение только в ней и еще, наверное, в чувствах. Чувства бывают податливы, как глина, их легко реформировать непроизвольно, вызывая каждый раз всё новое буйство красок, но переделать их согласно капризам собственного желания – невозможно. И ты знаешь об этом не хуже меня.
Значит, спасение – в случае.
И я не знаю, увижу ли я тебя снова, смогу ли еще раз поговорить с тобой – отпустив прошлое, существуя только моментом. Не знаю, стану ли еще когда-нибудь тебе важен, я действительно не знаю слишком многого. Мне нравится, однако, что всё пошло именно так, и я необычайно точно осознаю, что никто из нас не виноват. Но подводить итоги я сейчас не хочу. А вдруг. Вдруг уже завтра. Вдруг я узнаю, что ты наконец-то нашел своё счастье.
Но суть всех этих вышесказанных нагроможденных слов можно выразить в одной-единственной строчке без преувеличений и до смеха нелепо наигранных драматизаций. Скучаю по тебе безумно, и совершенно точно знаю одно: я люблю тебя, Глеб.