Сначала я взирал на это зрелище с кривой ухмылкой. Да, черт возьми, пересеклись на каком-то ебаном фесте. Матрикс и Отто Дикс. Кто бы мог подумать. Ну конечно, нас ведь теперь считают готик группой. Сие ужасно. У старой доброй Агаты, например, никогда не водились в фанатах эти отвратительные существа в черных шмотках. Но я сам себе выбрал это безобразие. Поэтому приходится со снисходительной улыбкой пялиться на сцену. Черт, я бы никогда в жизни так не оделся. Сплошной латекс. И как ему/ей не жарко? Лето все-таки. Однако, это единственное за последнее время, что вызвало у меня интерес. Не латекс конечно, а пол этого сущесва на сцене. Потом подошел Костя, положил мне подбородок на плечо, и мы начали идиотскую в своей бессмысленности беседу насчет того, что "готишные" группы должны доносить свою готишность зимой, на крайняк осенью. Но никак не в июле. А то как-то не по-русски получается. И в этот момент мне было на всё похуй, даже отвечать лень. Прикрыв глаза, я растворялся в осторожных прикосновениях губ, ненавязчиво скользивших вдоль шеи. Тем временем существо уже заканчивало выть, по крайней мере по времени точно. И тут до слуха донеслись слова "я хочу найти ответы на вопрос о том, что значит счастье". Мгновенно вспомнилось собственное "я то знаю, что такое счастье". Одновременно стало и как-то противно и в это же время как будто я почувствовал этого Михаэля. Вроде как на волну настроился. Смешно, блин. Волна Михаэля Драу. Это я уже позже узнал как его зовут.Когда Костик чуть ли не за руку подтащил знакомиться. Тогда я в общем то ничего особенного в нем отметил. Кроме взгляда. Честно, такие глаза я видел у нариков. Но этот вроде не похож на наркомана. Неет, тут все гораздо сложнее. Тут имеет место безысходность. Холодно. Даже мурашки по телу. Ещё и рука у него ледяная. Да и вообще вокруг него как будто стена из тонкого, насквозь промерзшего стекла.
То же самое я почувствовал, когда спустя два часа бесцельного хождения по замкнутой территории (ебаные организаторы, чтоб им пусто было), снова встретился с этим же персонажем. Как раз на исходе второго часа, когда я сто раз пожалел, что не пошел с ребятами пить пиво. Миша. Стоял, отвернувшись лицом к стене, и задумчиво обрывал лепестки, как будто это вовсе не роза, а какая-нибудь несчастная ромашка. Интересно, он не испугается, если...поздно думать. Я уже чувствую ладонью узкое плечо. Нет, не испугался, даже не вздрогнул. Обернулся и снова на секунду обжег ледяной сталью взгляда, тут же опустив голову. Мда, рановато ты, Миша, интерес к жизни потерял. Я, конечно понимаю, что она, сука, неинтересная...хотя с парой граммов кокаина очень даже ничего... Черт, я же черствая бездушная мразь. Откудатогда жалость к этому почти незнакомому человеку? Так, что же ещё может скрасить существование, кроме кокаина? Ах да, любовь. Ну на любовь я, к сожалению не способен, а вот поцеловать его пожалуй могу. Тем более, что он теперь так отчаянно цепляется дрожащими пальцами за мою руку. Ну что ты, Самойлов, с мужиками ни разу не целовался? Льстиишь, гетеросексуалист. И целовался, и отдавался.. Всего то выбросить сигарету, сделать независимое лицо и...
Я, чертов грешник, для которого давно уже готово адское пламя, разгоравшееся с каждым днем все сильнее. Ублюдок, разменявший душу на наркоту и сладострастие, на кровавом закате спасал этого ангела. Зачем? От этих поцелуев не разливался по телу жар, нет. Это что-то вроде искуственного дыхания. Вся разница только в том, что тот, кому обычно положено лежать в виде полумертвого тела впивается в руку острыми ногтями. Как же он наверное ненавидел меня. За то, что я нарушил его нервную решимость. Но в то же время и любил. Да и мне сейчас было в общем то похуй. Люди с такими глазами совершают самоубийства. А мне не хотелось этого. И я спасал его как умел. Теплыми губами. Прикосновениями и бессмысленными словами.
Через несколько минут мы сидели прямо на траве, прислонившись к стене и курили. Я обнимал Мишу за плечи и каким-то инстинктом знал - на одного потенциального самоубийцу в мире стало меньше. Теперь можно ещё раз выбросить сигарету, и даже обойтись без независимого лица. Прикоснуться к горьковатым от никотина губам. Дыши, черт возьми. Живи.
О, это за мной. Ауфидерзейн, товарищ. Не надо обиженного выражения лица. А ты, Бекрев, не смотри на меня такими глазами. Пошли отсюда. Это была реанимация, понимаешь? Понимааешь. И не делай вид. И, да, прекрати меня отчитывать. "на кого ты похож, задница в земле, на щеке кровь и тэдэ и тэпэ". Я же не виноват, что пациент кусается. Что? Руки ледяные? Молчи, детка, молчи, или я тебя сейчас задушу этими руками. И в третий раз за сегодня сигарету через плечо. Обними. И не отпускай, а то я опять буду изменять ход истории и выручать всяких там суицидно настроенных личностей. И наступит перенаселение. Похуй. И я тебя, детка...